Первые же выводы Пастера о роли микробов в брожении сахара вызвали энергичные возражения немецкого химика Либиха и французского ученого Пуше.
Либиха называли королем химиков. Это был блестящий экспериментатор, горячий спорщик, замечательный педагог и организатор. Задолго до Пастера он создал стройную и убедительную теорию гниения и брожения. Либих учил, что гниение — это расшатывание и распадение сложной молекулы белка, из которого построены тела животных и растений, под действием тепла и кислорода воздуха.
Распадающаяся молекула белка разрушает, расшатывает молекулы других составных частей, из которых построены организмы, — жиров и углеводов (крахмала и сахара). В виноградном соке распад сахара на спирт и углекислый газ происходит только потому, что в соке, кроме сахара, есть и белок.
Когда Пастер открыл, что в виноградном соке находятся дрожжи и другие микроорганизмы, Либих не нашел в этом факте ничего примечательного и решительно отверг идею Пастера о том, что микробы вызывают брожение сока. Видимо, писал Либих, эти организмы просто-напросто зарождаются самопроизвольно в бродящем виноградном соке, как и во всех других разлагающихся органических веществах.
В этом предположении Либиха поддержал Пуше. В 1859 г. Пуше издал толстую книгу, в которой приводил описания множества опытов, доказывавших, по его мнению, самозарождение микробов. Он упоминал про старые опыты английского священника Нидгема, который наливал бульон в бутылки, закупоривал их наглухо и наблюдал, как через несколько дней прозрачный бульон мутнел от бесчисленного количества появлявшихся в нем микробов.
Пуше приводил описания и более поздних опытов — французского химика и физика Гей-Люссака, а также свои собственные исследования. Пуше утверждал, что в гниющем мясе, в настое сена, в бульоне и молоке самозарождаются из мертвой материи самые различные микроскопические существа — туфельки и амёбы, кокки и бациллы.
Он высмеивал Пастера, который предполагал, что каждый вид микробов вызывает особую химическую реакцию. Пуше заявлял, что в любой пробирке с гниющим бульоном могут возникнуть самые различные микробы.
Пастер предлагал предохранять от порчи бутылки с вином, нагревая их, чтобы убить зародышей микробов. Пуше же считал это бессмысленным и утверждал, что в бутылках с вином, когда они остынут, вновь зародятся бесчисленные живые существа.
Противники Пастера приводили в защиту своих взглядов результаты многочисленных опытов, и, чтобы опровергнуть их, Пастеру тоже пришлось прибегнуть к помощи опытов. Так начался поединок экспериментаторов.
Чтобы опровергнуть теорию Либиха о том, что брожение возникает только тогда, когда к сахару примешан белок, надо было попробовать вызвать брожение сахара в отсутствие белка. Но без белка не размножались микробы, вызывавшие, по мнению Пастера, брожение!
После многих неудачных попыток Пастеру все же удалось получить брожение сахара и в отсутствие белка. Белок он заменил солями азотной кислоты, которыми могут питаться некоторые микробы.
Итак, либиховская теория гниения и брожения была опрокинута. Гораздо труднее было опровергнуть теорию самозарождения микробов.
Надо было доказать, что в каждом опыте Нидгема, Гей-Люссака и самого Пуше, поставленного для доказательства самозарождения микробов, была допущена какая-нибудь ошибка. А затем следовало еще доказать, что если эту ошибку устранить, то в бульоне, с которым работали исследователи, микробы никоим образом не появятся.
В опыте Нидгема ошибку найти было нетрудно. Прокипятив бульон в бутылках, Нидгем закупоривал их пробками, на которых, несомненно, было множество зародышей микробов. Пастер доказал, что если пробки обжечь, прежде чем закрыть ими бутылки, то бульон не будет мутнеть, как бы долго он ни стоял.
Гораздо сложнее было опровергнуть опыт Гей-Люссака. Этот опыт состоял в следующем.
Стеклянная трубка, запаянная с одного конца, наполнялась ртутью и опрокидывалась в чашку с ртутью запаянным концом кверху. После этого через изогнутую трубочку в запаянную трубку вводился процеженный бульон или виноградный сок. Бульон или сок всплывал над ртутью и заполнял трубку. Там, без доступа воздуха, они могли оставаться неизменными в течение месяцев. Но стоило только впустить туда с помощью изогнутой трубочки крохотный пузырек воздуха, как бульон загнивал и в нем начинали кишеть миллиарды бактерий.
Гей- Люссак думал, что содержащийся в пузырьке воздуха кислород вызывает гниение бульона, а в результате гниения зарождаются микробы. Но этот же опыт можно было истолковать и иначе: микробы могли содержаться в воздухе и, попав в бульон, вызвать его гниение. Правда, такое предположение казалось Пуше невероятным. Он писал, что если бы маленький пузырек воздуха с самого начала вмещал в себе всех микробов, появляющихся впоследствии в бульоне, то воздух обладал бы плотностью железа.
Стремясь окончательно доказать, что дело тут не в микробах, будто бы живущих в воздухе, Пуше повторил опыт Гей-Люссака, но вместо воздуха он ввел в трубку с бульоном химически чистый кислород. И все же бульон загнил, и в нем появились микробы!
Однако Пастер и в этом опыте нашел ошибку. Оказалось, что микробов очень много на открытой поверхности ртути, и пузырек чистого кислорода захватывает их и заносит в бульон. Без кислорода эти микробы развиваться и размножаться не могут, и поэтому-то бульон месяцами не загнивал в трубке, в которой не было кислорода.
Обнаружив ошибки и в других опытах своих противников, Пастер сам перешел в наступление. Прежде всего он поставил ряд опытов, которые должны были показать, что в обычном воздухе действительно содержится очень много зародышей микробов.
Пастер брал несколько колб с бульоном и открывал их на одно мгновение в комнате или на улице. И через несколько дней все колбы кишели бактериями.
Пастер спускался со своими колбами, наполненными бульоном, в глубокие подвалы Парижской обсерватории. Здесь не было пыли, и вот из десяти открытых им колб лишь в одной появились живые существа.
Пастер поднимался на высочайшую в Западной Европе гору Монблан и на различной высоте открывал свои колбы. Он установил, что чем выше ставился опыт, тем в меньшем количестве колб появлялись живые существа. Значит, микробы не сами зарождаются из настоя бульона, а заносятся туда из загрязненного воздуха в виде зародышей. В чистом горном воздухе таких зародышей мало, и бульон большей частью не мутнеет.
Опыты на Монблане были очень показательны, и Пуше не мог не признать этого. Для проверки Пуше сам отправился в горы. Вместо бульона он наполнил свои колбы отваром сена и с торжеством заметил, что на любой высоте во всех колбах появляются микробы, если только к сенному отвару проникает кислород воздуха.
Пуше объявил Пастера шарлатаном, обманывающим публику, но Пастер продолжал ставить опыт за опытом, не обращая внимания на Пуше и его сенной отвар. Пастер был убежден, что Пуше просто небрежно ставил опыт — недостаточно долго кипятил свой отвар или недостаточно чисто вымыл колбы. А может быть, открывая их на вершине горы, он слишком близко подошел к колбам, и дуновением ветра бактерии были занесены в сенной отвар с одежды Пуше.
Пастер много раз повторял свои опыты и убедился, как трудно уберечься от того, чтобы невидимые и вездесущие микробы не проскользнули в пробирки и колбы.
Особенно сильное впечатление на беспристрастных людей произвел опыт Пастера с колбой, снабженной длинным и изогнутым горлышком. Здесь оседали все пылинки и зародыши микробов, содержащиеся в воздухе. И в такой колбе прокипяченный бульон не загнивал, хотя к нему и беспрепятственно проникал кислород, который, по учению Либиха, якобы вызывал гниение. Но достаточно было встряхнуть колбу так, чтобы бульон смыл пыль с изгибов горлышка, и в нем быстро начиналось размножение микробов и гниение.
Опыты Пастера были так убедительны, что Французская Академия наук признала его победу в споре о самозарождении и присудила ему премию.
Теория самозарождения была окончательно опрокинута. Пастер торжествовал победу, но вместе с ним торжествовали и люди, ничего общего не имевшие с наукой.
Пастер опроверг теорию самозарождения, а эта теория худо ли, хорошо ли, но объясняла, как возникла жизнь на Земле. Было время, когда поверхностная кора земного шара находилась в раскаленном состоянии, и на ней не могли жить никакие животные и растения. Значит, в истории нашей планеты должен был быть момент, когда на остывающей бесплодной Земле появились первые живые существа. Защитники теории самозарождения объясняли их появление просто: они сразу возникли из мертвой материи. Ведь согласно этой теории и сейчас, а не только в отдаленные времена, из мертвой материи сплошь и рядом в течение нескольких коротких часов или дней возникают живые существа. Защитникам теории самозарождения не нужно было допускать существование бога, чтобы объяснить, как возникла жизнь.
Поэтому в XIX в. теория самозарождения считалась «безбожной» и «опасной». Вот почему на Пуше, еще до того как его начал громить Пастер, накинулись церковники и реакционеры. Пуше — вольнодумец, говорили они, он считает, что жизнь возникает из мертвой материи, он не верит в бога! Пастер прав, разоблачая Пуше и доказывая, что даже самые ничтожные существа — и те не могут зарождаться сами.
И вокруг Пастера сомкнулись черные сутаны католических попов. А в лагере Пуше оказалась революционная молодежь и многие передовые мыслители того времени.
Только немногие тогда понимали, что учение Пастера никак не противоречит материалистическому объяснению жизни, и среди этих немногих был Фридрих Энгельс.
Энгельс писал, что нелепо пытаться «принудить природу при помощи небольшого количества вонючей воды сделать в 24 часа то, на что ей потребовались тысячелетия». Было бы настоящим чудом, если бы из мертвой материи могли сразу возникать очень сложно устроенные живые существа — микробы. Не учение Пастера, а теория Пуше молчаливо подразумевала вмешательство бога, который из миллионов молекул строит в несколько часов нежные тела микробов и инфузорий.
Только тогда, когда Пастер доказал несостоятельность наивной теории самозарождения жизни в колбах «с вонючей водой», началось подлинно научное изучение вопроса о происхождении жизни на Земле.
Источник:
Журнал «Знание-сила» №1 (январь) 1939г.